я устала. я так сильно устала, что мне уже хотелось опустить руки. ссориться с джастином — это все равно, что каждый раз отрезать по кусочку от своего сердца: больно и чревато последствиями. впрочем, думать о последних мне не хотелось, но тьма сгущалась над нашими отношениями и было бесполезно куда-либо прятаться, потому что все проблемы были внутри.

я пыталась бороться. старательно делала вид, что это временные обстоятельства и вообще во всем виноваты звезды, но раз за разом мы отдалялись друг от друга все сильнее, а сблизить нас обратно могло теперь только чудо. верить в сказки я перестала еще подростком, когда у отца появилась любовница. правда, они с мамой как-то справились со всем этим, и я хотела думать, что и мы справимся тоже — какая разница, что все дело у нас было не в изменах? хотя на эту тему кендалл всегда поджимала губы, как будто я не замечала чего-то очевидного.

я чувствовала себя одиноко. мне было холодно просыпаться в нашей постели даже тогда, когда тело джастина мирно сопело на соседней подушке.  мне было страшно и боязно открывать кому-то свою душу, потому что она уже была наизнанку вывернута и разобрана по полочкам для одного единственного человека, но обратно так и не собрана. в конце концов дошло до того, что я считала, что вообще разучилась что-либо чувствовать, кроме постоянной апатии и тоски.

я ошибалась. во мне все еще теплился огонь, маленький такой костерочек, который ждал своего часа, ждал, когда же его наконец-то зажгут.
но обо всем по порядку.

день начался хорошо: пилатес, подружки, рабочий созвон с менеджером, социальные сети. мне удалось выцепить джастина из студии и слегка прогуляться и мы даже договорились вечером посмотреть вместе первую серию нового сериала. все было нормально, все было так, как и должно было быть. где-то после обеда пошел дождь и остаток дня я отсиживалась дома, планируя скорую поездку в нью-йорк. ненавижу собирать чемоданы, поэтому обычно заранее составляю список вещей, которые нужно взять — так проще ориентироваться в моем бесконечном гардеробе. хорошо, что у джастина шкаф не меньше, потому что я бы не выдержала комментариев на этот счет, и было здорово, что мы в этом похожи. чаще искать общее между нами мне посоветовал ментор, и это как будто бы помогало. по крайней мере пока.

затем состоялся незапланированный разговор с родственниками, мы обсуждали папин день рождения — а делали мы всегда это очень заранее, чтобы подогнать наши графики, — а потом я и не заметила, как пролетел весь день. осознала я это, когда нашла себя лежащей на диване в гостевом зале и листающей инстаграм. время было уже поздний вечер, но мужа все еще не было дома. я проверила последние вызовы и нашу переписку — ничего, еще с полудня, когда мы разошлись после прогулки. обида и тревога маленькими шажочками подбиралась к моей глотке, но в последний момент на меня снизошло озарение — я вдруг вспомнила, о чем он говорил пару дней назад. кажется, именно сегодня он собирался увидеться с мендесом. они довольно крепко дружили, но виделись тоже нечасто: джастин порой говорил, что мне повезло, что он уделяет мне столько времени.

только количество этого времени, проведенного наедине, с каждым годом все уменьшалось. но разве могла я препятствовать чужой дружбе? сериал могу посмотреть и одна...

за первой серией пошла вторая, за второй — третья, но входная дверь, на которую я периодически поглядывала, все еще оставалась закрытой. на часах дело шло к полуночи. не то чтобы джастин был весьма пунктуальным, но по крайней мере обычно он хотя бы реагирует на мои сообщения. звонить я старалась по минимуму, чтобы лишний раз не нарваться. но сейчас была тишина. 5 сообщений — и ничего. странно? очень. но я поймала себя на мысли, что почти не волнуюсь. вряд ли с ним что-то случилось, тем более когда он с шоном. скорее всего, он в очередной раз от меня абстрагировался и решил отдохнуть — эта формулировка всегда бесила, звучит так, будто я сильно его выматывала. кто кого выматывал...

наконец, стукнула полночь и в сердцах я все же решила ему набрать, но наткнулась на выключенный телефон. теперь это было еще страннее, и я слегка забеспокоилась. нужно было ехать, чтобы снова не дать натворить ему делов, за которые потом ему будет стыдно. я накинула на себя одну из его толстовок, висящих в коридоре, взяла ключи и прыгнула в машину. там, в салоне, я уже додумалась написать шону — заявляться без приглашения, даже если там уже находился мой муж, было бы некрасиво.

прочитать смс
я несколько раз была в доме у шона в эл эй, все они случились вместе с джастином, но адрес я помнила наверняка. это было не совсем далеко от нас, но все-таки в другой стороне города. жить в самой гуще событий нам не нравилось, хотя иногда это могло быть удобно, но конфиденциальность — это то, чего порой так не хватает в нашей жизни. мне нравился этот дом. правда, я почему-то никогда не говорила об этом шону, хотя стоило бы — возможно, он меньше сомневался бы о жизни здесь. все еще забавно осознавать, что они оба из канады, но перебрались сюда. впрочем, я бы тоже не осталась в канаде, если была на их месте, но это было дело вкуса.

когда я уже подъезжала к месту назначения, а машина заехала на подъездную дорожку к дому, я не заметила знакомого ройса рядом. джастин вроде бы уехал на нем, я была в этом вполне уверена... может, в гараж загнали? странно. уехать он не мог, ведь шон тогда бы мне ответил. припарковавшись, я подумала, что буду разбираться на месте. все равно уже проделан такой путь.

вместо того, чтобы позвонить или постучать в дверь, я стала набирать шону на мобильник, но вдруг дверь передо мной отворилась. — ты что, читаешь мысли? — я старалась держаться на позитиве, хотя уже предполагала худшее. надеюсь, в этот раз обойдется без капельниц или что там еще у нас случалось в самые страшные времена наших с джастином отношений, — он здесь?

только по взгляду шона, по одному лишь его заспанному виду было понятно: он понятия не имеет о чем идет речь в половину второго ночи.

дура. ну какая же я дура! снова поверила, что у нас с джастином все в порядке, а в итоге напоролась на очередную ложь. он даже не постарался поддержать собственную легенду, не попросил шона по-дружески поучаствовать в этом спектакле. мне бы хотелось верить, что шон так со мной не поступил бы, но я наверняка знала — мужская дружба всего сильнее.

— ясно. прости, что нагрянула так внезапно, — плеснув руками в воздух, я разворачиваюсь, чтобы уже вернуться домой и ожидаемо проплакать всю ночь в подушку, пока не вернется джастин, но шон, как и всегда, чересчур чуток и ко мне добр. он останавливает меня от шага в бездну, и перспектива вечера, наполненного болью и одиночества, медленно отступает. тем не менее, джастин не отвечает ему тоже, и это окончательно выбивает меня из колеи: что с ним? где он? жив ли вообще? по-любому, иначе мне бы уже позвонили, но телефон все еще молчит и тем самым жжет карман моих джинсов. выбросить бы его совсем, все равно вряд ли меня искать кто-то будет. вру, конечно же, будут, но драматизировать жизнь — уже вошло крепко в привычку.

я делаю пару шагов шону навстречу и захожу за порог, но только когда за мной закрывается дверь, вдруг анализирую обстановку. он в куртке, явно куда-то шел, а я вот эгоистично сломала ему все планы. ладонью виновато провожу по лбу, смотрю на него неуверенно и почти что пугливо. — шон, ты ведь не обязан, — я никогда не спорю с мужчиной и с выбором, который он делает, поэтому не позволяю себе в идее мендеса сомневаться. тем не менее, мне неловко, что я могу быть ему обузой. время позднее, он мог идти на свидание или тусовку — все то, что для меня давно уже потеряло вкус, — а придется вытирать сопли жене своего друга. браво, хейли.

— но хочу, чтобы ты знал: я очень тебе благодарна, — я разуваюсь и ныряю в гостевые тапки.

шон, конечно, не предлагал, но я сама ступаю в сторону кухни. там усаживаюсь на высокий барный стул и кладу руки на поверхность стола, устало уронив в них лицо. делаю пару вдохов и тяжелых выдохов, чтобы собраться с мыслями, а затем выпрямляюсь и возвращаюсь к другу. стоп, другу? так ли я была в этом уверена? или шон все-таки был ко мне добр, потому что я носила фамилию его настоящего друга? тяжело...

— может быть, у тебя найдется что-нибудь выпить? — не то чтобы я славилась алкоголизмом, но если джастину можно, то мне почему нет? по крайней мере, здесь меня вряд ли кто-то увидит, кроме шона. а если он расскажет джастину, то это теперь уже даже не важно. может быть, так даже будет лучше, но я не верю в биберовскую совесть. — обратно поеду на такси, а машину заберу завтра, — план звучал как будто бы очень логично, но на деле было понятно: я в глубоком отчаянии и меня точно нужно спасать.

хорошо, что шон меня домой не отправил.
плохо, что я вообще сюда приехала.

— ром будет в самый раз, если в холодильнике есть кола, — я встала со своего места, чтобы шону помочь и перестать играть в принцессу, но только я по-хозяйски потянулась к холодильнику, как мы соприкоснулись руками. я отпрянула, но не сразу, моя реакция сейчас была довольно медлительная. мне было грустно, а выпустить эту грусть наружу не представлялось возможным. даже если напьюсь. — извини, — и сколько раз за вечер я уже извинилась? — ты можешь не беспокоиться, я еще могу о себе позаботиться, — тень улыбки проскальзывает на моем лице, но нам обоим понятно, что это самая наглая ложь, да еще ему в глаза глядя, — в смысле могу и сама себе налить. да и тебе пить со мной вовсе не обязательно, — я помедлила, прежде чем добавить, — если сам не хочешь, конечно.

вооружившись бокалами, бутылкой с ромом и кока-колой, мы передвинулись в гостиную. в комнате стоял длинный-длинный кожаный диван, присев на который, вставать больше никогда не хотелось. я так устала, по большей степени эмоционально, что могла бы на нем же и уснуть. лед еле слышно трескался в граненом стакане.

— ты куда-то собирался сегодня? если я тебе помешала, прости.
ну вот, снова я извинилась.

я кручу бокал в руках и и зачарованно смотрю на то, как бултыхается его содержимое. я могла бы просидеть так вечность, будь я дома или где-то еще, но только в полном одиночестве, но не сейчас, когда чужое дыхание нарушает тишину и вынуждает меня не быть эгоисткой. эгоизм — что это вообще такое? казалось, что-то для меня неведомое, особенно после того, как я вышла замуж. вся моя жизнь вдруг зациклилась на том, чтобы постараться сделать счастливым жизнь одного человека, но куда привели все эти старания? в бездну моих же страданий. чем больше я давала джастину, тем меньше он хотел брать. мы отдалялись друг от друга с каждым днем и с новым рассветом ничего не становилось как прежде.

шон осторожно нарушает молчание.

— не уверена, что мне есть что сказать, — грустно говорю я, поджимая губы. он наверняка знал лучше моего, ведь джастин не из тех, кто держит сор в избе, но мне все еще было не понятно, насколько они с шоном были близки. в конце концов, шафером на свадьбе был совершенно другой человек, — в смысле я сама толком не понимаю, шон. и не хочу тебя сильно этим грузить, потому что это точно не твоя головная боль, разбираться кто из нас прав, а кто — нет. хотя, думаю, ты и не будешь, — теперь губы трогает слабая улыбка, потому что мендес был в этом хорош: в том, чтобы занимать нейтральную позицию. он был в каком-то смысле швейцарией между нами, и никогда этого не нарушал. глупо было надеяться, что в этот раз будет иначе.

делаю пару глотков, заметно морщась — алкоголь не был моей сильной стороной и чаще оборачивался для меня катастрофой. напиваясь, мне совершенно точно не море по колено, ведь за каждой пьяной вечеринкой следовали мои синяки и ссадины. кто-то становился обаятельнее под алкоголем, кто-то фонтанировал новыми идеями, а я походила на неуклюжего медведя, непременно здоровающегося с каждой кочкой и пеньком.

но сейчас я сидела на месте, поэтому переживать было не за что.
разве только за то, что я наговорю слишком много.

— я приехала к тебе, потому что джастин сказал мне, что будет сегодня с тобой, — поднимаю, наконец, на него взгляд и ныряю глаза в глаза. у шона там целый омут, но что было скрыто на глубине, знать мне никогда прежде не доводилось. мы не были супер близки, но что-то в нем меня располагало, — и, думаю, что это уже не в первый раз. но я правда не хочу напрягать тебя этим! если это чересчур, то так мне и скажи, брось свои манеры, — я киваю, чтобы звучать убедительнее. мендес — хороший парень, и этим могла бы воспользоваться любая на моем месте, но не я. быть обузой совсем не в моем стиле.

телефон брякает в кармане, и я нетерпеливо его достаю, с остервенением глядя на дисплей. это кендалл. я позвонила ей несколько раз и оставила штук десять голосовых, пока собиралась к шону, но она, очевидно, была занята со своим новым парнем. я ее не виню — когда-то и я была в этой фазе, где остальной мир теряет значение и в принципе время исчезает как понятие. мне бы очень хотелось снова почувствовать это — снова стать влюбленной, снова летать, но теперь приходилось лишь жалко карабкаться обратно к вершине, каждый раз рискуя сорваться. падать больно, но еще больнее безответно кого-то любить. я знала это на личном опыте и, к сожалению, этот опыт как будто бы вновь повторялся.

выключаю телефон и делаю еще глоток, допивая остатки залпом. морщусь пуще прежнего, но протягиваю бокал навстречу шону, с немой просьбой повторить мне еще.
из него получился бы неплохой бармен, правда, пока еще весьма молчаливый.

но мы здесь из-за меня.

— это не он. ожидаемо, — усмехаюсь с горечью в голосе, и сколько во мне было надежды? впору черпать ложкой, — иногда мне кажется, что зря ему доверяю. понимаешь? мне не в чем его подозревать, я склонна верить каждому человеку, а ему больше всех, но порой где-то в голове что-то щелкает и как будто мое подсознание пытается до меня достучаться: эй, хейли, разве ты не видишь, что происходит? — наполненный вновь стакан подношу к губам, но так и не начинаю пить снова, пока льется настырная мысль, — неужели я чего-то не вижу, шон? но больше всего меня пугает, что я делаю это специально...

что это могло быть? неужели склонность к саморазрушению? низкая самооценка? я так долго желала и боролась за джастина, но, в конце концов получив, глубоко разочаровалась. а меня ведь все отговаривали, вернее многие — подружки, семья. доверилась ли я кому-то? нет. так было ли у меня теперь право об этом жалеть? только если о собственной глупости.

я вытаскиваю ноги из домашних тапочек, которые надела в прихожей, и забрасываю к себе на диван, подбирая руками. обнимаю колени, все еще не выпуская из левой руки бокал. коктейль получился такой же мрачный по цвету, как и мое настроение. но кое-что меня все-таки радовало — приятно быть не одной в такую минуту. как хорошо было разделить с кем-то свою слабость, и как же плохо, что это шон. я все еще пристально следила за тем, что говорю. даже если он расскажет джастину обо всем, что здесь было, мне не в чем будет его винить. может быть, я поступила бы так же.

— ладно, это все ни к чему. давай просто поговорим? и, желательно, выпьем за что-нибудь хорошее. пить, не тостуя — это чем-то походит на начинающийся алкоголизм, — и снова пародия на улыбку. но кого я хотела обмануть? шона? нет, он читает всю мою боль по глазам.

мы пьем, пока в бутылке не остается около половины или того меньше. ром циркулирует в организме, но подчиняет его себе не сразу — какое-то время мне все так же больно, как прежде, пока неприятные мысли не рассеиваются, словно серый туман. шон разводит их руками, как непослушного моря волны. мне становится хорошо и впервые за долгое время спокойно.

наконец, мы отвлекаемся от проблем. в частности от моих, потому что не знаю, были ли какие-либо у шона — он не часто посвящал меня в детали своей души, но сейчас понимаю, что мне заглянуть бы туда очень хотелось. какие сокровища спрятаны на самой ее глубине, какие секреты? он выдает мне один, затем второй, но это все будто бы поверхностное и не совсем его. там было что-то еще, мне подсказывало шестое чувство, но дотронуться до него у меня так и не получилось.

оставалось довольствоваться тем, что есть.

— я никогда не сомневалась в твоих успехах, — говорю я, убирая опустевший бокал на крохотный журнальный столик. закидываю ноги на диван и подбираю к себе колени, когда шон уже настраивает гитару. джастин раньше часто мне пел, но теперь это все кануло в лету. отныне наша романтика — это совместные сериалов просмотры и редкие вылазки в ресторан. моя внутренняя девочка черствела и покрывалась пылью, но мендес ее вдруг встряхнул.

его голос — почти колыбельная для моих ушей, сбывающаяся наяву сказка. я едва ли понимаю, о чем он конкретно поет, потому что личная жизнь шона — такая же для меня загадка, как его дикой красоты глаза. можно было нырнуть и сразу же захлебнуться. кажется, я, наконец, напилась, и в глазах уже стоят новые слезы. они поблескивают алмазами в уголках моих глаз и заставляют с замиранием сердца дождаться финала, в котором я лезу к шону обниматься, даже не обращая внимания на разделяющую наши тела гитару. струны ворчливо брякают, когда я касаюсь их грудью.

мой подбородок прячется где-то на его плече, я держусь из последних сил, чтобы всерьез не заплакать. я так долго старалась быть сильной, не удивительно, что сейчас сорвалась. но шон ведь этого просил? шон ведь хотел, чтобы я была честной? или я перепутала все сама снова. — спасибо, — тихо говорю я, все еще кутаясь в аромат его туалетной воды на шее и не поднимая лица, — твоя поддержка очень много для меня значит, — и наша дружба тоже, но это я оставляю уже при себе. по какой-то причине мне не хочется вешать вслух на нас ярлыки, по какой-то причине мое сердце сейчас замирает.

и шон заставляет биться его бешено снова.

все, что сейчас происходит, не подчиняется логике, но бальзамом ложится на мою истерзанную душу. первые пару секунд, что мы целуемся, моя голова выключена и позволяет чудить телу. ладони все еще обнимают его за плечи, в этом состоянии замерев, но стоит ему приобнять рукой меня тоже, как я будто бы просыпаюсь. реальность бьет меня по лбу, и я отстраняюсь. перевожу дыхание и молча кусаю губы, пытаясь себя оправдать. обязательства, данные клятвой, стягивают удавкой мою шею, но вместе с ними о себе напоминают и воспоминания — больные, темные, мне уже сильно ненавистные. обида побеждает в неравном бою, и очень быстро я принимаю решение — ничего сейчас не решать — и затем снова отдаюсь моменту.

шону отдаюсь тоже, даже если утром будем об этом жалеть.

его губы сладкие, словно вишня, а язык непослушный, как будто дворовый кот, нарвавшийся на тарелку сметаны. он убирает гитару, и я падаю в его объятия, отталкивая нас обоих к спинке. инстинкт самосохранения сдал в отставку, когда я залезаю к нему на колени и пальцами путаюсь в вьющихся волосах. выпитый алкоголь развязывает мне руки, или я давно этого хотела? голова не соображает, но требует лишь одного — его и к себе поближе. он такой теплый и добрый, что мне совершенно незачем от него уходить, и я целую его требовательнее, чем прежде. затем покрываю поцелуями щеки, перехожу медленно к шее, пока, наконец, не сталкиваюсь с очевидной проблемой — его футболкой. очередной стоп: что нам делать?

останавливаюсь снова, поднимая на него неуверенный взгляд.
мы уверены, что хотим этого оба? ты? и я?